Кирилл застыл, его сердце бешено колотилось в груди.
Всё внутри него кричало: «Что, чёрт возьми, там внутри?!» Но он уже не мог остановиться.
Его рука сама потянулась к молнии сумки.
Надя дрожала, но больше не сопротивлялась.
В её глазах — слёзы, отчаяние и нечто более глубокое, то, чего он не мог понять.
Он открыл сумку — и первое, что он почувствовал, был запах.
Тёплый, молочный, с лёгкой ноткой ванили.
Внутри лежало старое, потрёпанное, но аккуратно сложенное детское одеяльце.
Рядом — маленькая бутылочка с водой, плюшевый мишка с оторванным ушком…
А в углу спал маленький мальчик, завернутый в шарф.
— Это… ребёнок? — прошептал Кирилл в неверии.
Надя вздохнула и положила руки на грудь.
— Это мой братик. Ему год и два месяца. Я… я не могла оставить его дома одного.
— А ваши родители?
— Мама умерла в прошлом году, папа — ещё раньше. Больше никого нет.
Сначала я оставляла его одного дома.
Но соседи начали стучать в дверь, угрожали вызвать опеку.
А потом, однажды… он обжёг руку, когда я была на работе. — Её голос сорвался. — Я больше так не могу.
Кирилл молчал.
В груди у него болело, словно кто-то сжимал сердце с силой.
— Я беру его с собой, но… я прячу его, боюсь, что вы меня выгоните.
Я никогда ничего не крала! — Она резко вытерла слёзы. — Я кормлю его тем, что покупаю себе на свои деньги.
Это… это всё, что у меня в этой сумке.
Мальчик пошевелился, открыл глаза.
Его большие серые глаза были такими же, как у неё.
Он посмотрел на Кирилла — и улыбнулся.
Улыбка чистой, маленькой души, которая ещё не знает, что такое жестокость.
Кирилл медленно присел рядом с сумкой.
В памяти всплыли воспоминания — как он рос в детдоме, как мама одна растила его, работая на трёх работах.
Как иногда они ели только хлеб с чаем, потому что не могли позволить себе ничего больше.
Он медленно закрыл молнию и встал.
— Тебе больше не нужно прятаться, — тихо сказал он. — Я устрою вам небольшую комнату в подвале.
Там тепло, есть кровать.
И вы сможете быть вместе. Без страха.
Глаза Нади наполнились слезами — но не от страха, а от облегчения.
Она прижала сумку дрожащими руками к груди, не чтобы защитить, а чтобы поблагодарить.
— Почему…? — прошептала она.
— Потому что я знаю, каково это — не иметь никого. — Он посмотрел на мальчика. — И я не хочу, чтобы он вырос так же, как я.
Ты сильная. И честная.
Мне нужны такие люди рядом.
Они стояли под фонарём во дворе ресторана, покрытом снегом.
Вокруг — тишина, только снег мягко падал на землю.
И в этой тишине Надя впервые за долгое время почувствовала, что она больше не одна.
Прошёл месяц.
Внизу, в подвале ресторана, появилась небольшая комната — с игрушками, тёплым ковром и детской кроваткой.
Надя продолжала работать, но теперь с гордо поднятой головой.
А Кирилл… казалось, он изменился.
Он стал добрее к работникам, чаще улыбался.
Иногда он приносил печенье для малыша, и тот бежал к нему, как к старшему брату.
Он слушал Надины истории и тихо думал про себя: иногда самое ценное скрывается в обычной спортивной сумке.