Миранда променяла свою семью на «лучшую жизнь» с богатым мужчиной, оставив мужа Чарли с двумя маленькими дочерьми и разбитым сердцем.
Спустя два года, когда Чарли снова случайно встретил её, момент оказался по-настоящему поэтичным.
Именно тогда он начал верить в карму.
Ты никогда не думаешь, что человек, с которым прожил десять лет, может стать чужим.
Мы с Мирандой были вместе десять лет.
У нас было две замечательные дочери: София (5 лет) и Эмили (4 года).
Жизнь была неидеальной, но она была нашей, и я думал, что всё стабильно.
Я зарабатывал достаточно, чтобы нам жилось комфортно — не роскошно, но мы могли дважды в год ездить в отпуск всей семьёй.
У девочек была няня на полдня, пока Миранда работала из дома как фрилансер.
Я всегда старался помогать: убирался каждую неделю, делал покупки, даже готовил.
Я никогда не хотел, чтобы она чувствовала, что дом — это только её обязанность.
Но что-то изменилось.
Сначала я не мог понять, что именно — мелочи, например, она часами сидела в телефоне, переписываясь по ночам, и её лицо освещал экран.
— С кем ты разговариваешь? — однажды спросил я как бы между делом.
— С друзьями, — ответила она слишком быстро. — Просто болтаем.
Её активность в социальных сетях резко возросла.
Почти каждый день появлялись новые фотографии — она улыбается в кафе, с покупками, позирует с незнакомыми мне людьми.
А дома её лицо становилось уставшим и отстранённым.
Она всё меньше времени проводила с Софией и Эмили, отмахивалась от них, когда они просили помочь с уроками или поиграть.
— Не сейчас, милая, — говорила она, даже не поднимая глаз от телефона.
Даже между нами исчезло тепло.
Вечерние разговоры, лёгкий смех… всё исчезло.
Она всё чаще уходила из дома, говоря, что «пошла по магазинам» или «просто проветриться», а возвращалась с блеском в глазах, которого я не видел месяцами.
За ужином она ковыряла еду, мыслями явно находясь где-то далеко.
Я пытался вернуть её в нашу жизнь, но это было как пытаться ухватить дым.
А потом, однажды, она посмотрела мне в глаза, вытерла руки о полотенце и сказала то, что разрушило всё, что, как мне казалось, мы построили.
— Я ухожу, Чарли.
Я замер, моргая, будто ослышался.
— Уходишь? Что ты имеешь в виду?
Она не колебалась.
— Я больше не могу так жить. Я нашла себя… и теперь знаю, чего хочу. Я не создана, чтобы готовить и убирать для тебя.
Я искал в её лице хоть намёк, что она шутит.
— Миранда… у нас двое детей.
Её голос стал холоднее.
— Ты справишься. Ты замечательный отец. Намного лучше, чем я была матерью.
— А София с Эмили? Им ведь так мало лет, Миранда! — Голос дрожал, по щекам катились слёзы. Но мне было плевать. Кто сказал, что мужчины не плачут?
Последний раз я плакал от счастья, держа на руках новорождённую дочь.
А сейчас… это была боль.
Она вздохнула. Казалось, ей наскучил этот разговор. Будто она уже проговорила его десятки раз у себя в голове.
— Мне нужна свобода, Чарли. Я должна быть счастлива. Я больше не могу так.
— А как же мы? Разве ничего не значит всё, что мы строили?
— Этого мне больше недостаточно, — сказала она, схватила чемодан и захлопнула за собой дверь, оставив нас в прошлом.
Сложно передать, насколько холодно стало в доме после её ухода.
Тишина кричала громче любого скандала.
В ту ночь София подошла ко мне, когда я сидел на диване, глядя в пустоту.
— Папа, мама на нас обиделась? Она вернётся?
Я открыл рот, но не смог произнести ни слова.
Как объяснить пятилетнему ребёнку, что мама просто ушла?
Следующие недели были адом.
Я не мог есть, не мог спать.
Самым тяжёлым была не пустота, а то, что она оставила после себя.
Дети.
Их вопросы.
Их уверенность, что «мама скоро вернётся».
А потом я увидел её в Instagram.
Миранда сияла в дизайнерском платье, потягивая шампанское на яхте с неким Марко.
Он был в костюме, небрежно обнимал её за талию.
Она выглядела беззаботно.
Будто не бросала двух дочерей и не разрушала семью.
Прошло два года, и я случайно встретил её в супермаркете.
Она выглядела бледной, усталой, с потухшим взглядом.
Ничего общего с женщиной на фото.
Она попыталась уйти.
Но на следующий день согласилась встретиться.
На скамейке в парке передо мной сидела сломленная Миранда.
— Он оказался аферистом, Чарли, — плакала она. — Обманул меня, забрал все деньги и бросил. Я на мели. У меня ничего не осталось.
Я смотрел на неё, не веря своим ушам.
— Ты разрушила семью ради лжи, — сказал я холодно.
Она расплакалась сильнее.
— Я хочу вернуться к девочкам. Хочу всё исправить.
Я вспомнил, как по вечерам тихо плакал после того, как укладывал их спать.
Вспомнил, как София спрашивала: «Папа, ты думаешь, мама нас вспоминает?»
Я посмотрел Миранде в глаза.
— Всё исправить? Думаешь, можно просто вернуться, будто ничего не случилось?
— Пожалуйста, Чарли…
— Нет, — сказал я твёрдо. — Ты не увидишь девочек. Ты их бросила. Они заслуживают лучшего. И я тоже.
Я поднялся с места.
— Надеюсь, ты найдёшь способ восстановить свою жизнь. Но не за наш счёт.
Когда я вернулся домой, София подбежала ко мне.
— Папа, а можно сделать блинчики?
Я улыбнулся и крепко её обнял.
— Конечно, принцесса.
Миранда думала, что свобода — это бросить нас.
Но она не знала, что такое настоящее счастье.
А я знал.
И, чёрт возьми, это было по-настоящему поэтично.